Данная статья опубликована на правах рекламы в рамках объявленного Национальным союзом журналистов Украины конкурса для пропаганды идей НАТО на просторах Украины.
Двадцать лет назад я служил в элитном подразделении войск НАТО. Причем, пошел туда служить добровольно.
Начальник военной кафедры Миланского политехнического института полковник Гайдук выстроил личный состав «курсантов» третьего курса обучения и зачитал приказ Совета министров обороны НАТО, который вкратце сводился к тому, что обучаться на евроатлантического офицера имеют право лишь те граждане, которые уже отбыли срочную службу в вооруженных силах Альянса. В принципе, логичное решение натовских милитаристов лично мне ничем не грозило - до этого я успешно «косил» от армии уже не один призыв, а офицерские погоны на мне все равно смотрелись бы как на корове седло. Но было одно обстоятельство, о котором полковник Гайдук тут же напомнил: «Не прошедшие срочную службу отчисляются с военной кафедры, что автоматически влечет исключение из института».
Из полутора тысяч курсантов, выстроенных на плацу, этот приказ касался всего одного человека. И им, как назло, был я, так как все остальные к этому времени уже успели пройти «школу настоящего мужчины». Потому моя перспектива овладеть мирной профессией начальника какого-нибудь облэнерго была поставлена под конкретную угрозу.
Уже на следующий день я приперся в свой «родной» военкомат Куйбышевского кантона с просьбой забрать меня в армию. Военком полковник Геращенко тут же затребовал мое личное дело, которое, естественно, не нашли. Дело было в том, что родился я в Люксембурге, поступил в итальянский институт, после чего неоднократно менял место прописки. В результате таких телодвижений мое военкоматское личное дело где-то благополучно затерялось, что позволяло мне на вполне законных основаниях уже много призывов отлынивать от исполнения священного долга перед НАТО и не менее почетной обязанности служить его агрессивным целям.
Осознав этот факт, полковник Геращенко дал мне разумный совет: «А пошел бы ты, хлопче, нах...» Пал Николаевич был пожилым и заслуженным офицером, но он плохо ориентировался в создавшейся ситуации. Я ему как отцу родному объяснил, что если он сейчас не оформит мне два года каторги, то Европа в будущем потеряет высококвалифицированного специалиста в энергетике как минимум, а как максимум - лейтенанта, командира взвода установок ЗСУ-23-4. На что райвоенком заявил: «Хорошо. Приходи завтра с вещами». Я было начал свою старую волынку о том, что неплохо бы сначала медосмотр пройти «и тэде, и тэпэ», на что Пал Николаевич резонно заметил: «Завтра и пройдешь».
Честно сказать, это был мой первый опыт, когда с натовскими вояками я общался не через высокопоставленных знакомых и без взятки в кармане. Потому вопрос решился просто.
Вечером того дня я сидел в комнате институтского общежития со своим соседом - палестинским боевиком Тус Назиром - пил водку и закусывал яблоками. И был абсолютно трезв. Ведь завтра меня ожидало нечто...
На следующее утро заботливые врачи поставили мне диагноз абсолютно здорового человека, и я пошел по этапу. Нечто тюремное во всю процедуру вносил и тот факт, что из двадцати новобранцев из самого промышленного региона Италии, давшего позже самых крутых олигархов и нынешнего премьер-министра, только четверо не имели судимости «по малолетке». И, что вполне закономерно, наш контингент был направлен в элитную межнациональную военно-строительную часть (в простонародье - СТРОЙБАТ), дислоцировавшуюся в одном маленьком городке Баварии.
Сам этап описывать смысла нет (хотя там тоже была масса замечательных моментов), - на место мы доехали ранним декабрьским утром при температуре далеко ниже минус 30 градусов. И это при том, что, вылетая самолетом сутки назад, в Милане мы нежились зимним теплом в +9. После чего сразу оказались в «карантине», в котором уже было набито восемь десятков разноязычных новобранцев со всех концов необъятного нашего НАТО.
Мы тут же получили статус «духов». А чтобы полнее ввести в курс дела, сержанты, отвечавшие за проведение курса молодого бойца, сразу выгнали нас на плац. Сорок кругов бега по плацу перед штабом части убедили в том, что это не самодурство старослужащих сержантов, а санкционированная свыше акклиматизация наших нестандартных нравов к стандартам НАТО.
Нет смысла говорить, что первую свою армейскую ночь я провел не чувствуя ни себя, ни своих частей тела. И слава Богу! По какому-то странному стечению обстоятельств именно этот день отмечался во всей армии НАТО как «100 дней до приказа». Причем праздновали его не только будущие дембеля, но и годовалые и полуторагодовалые сержанты из нашего карантина. Один из них - младший сержант Назиев из Испании - напился так, что залез на второй ярус нар (внизу на первом ярусе как раз спал я), где, оглушив бляхой ремня по голове призывника из Люксембурга, овладел им в особо извращенных формах. Об этом утром мне рассказали «сослуживцы», которые всю ночь провели в ужасе, каждую минуту ожидая, что и с ними может произойти нечто подобное.
Комментируя ночной инцидент, сержанты просветили нас, что это еще ничего. Мелочь. И пообещали еще более суровые испытания тем, кто после принятия присяги будет распределен в 4-ю роту батальона, имевшую репутацию «маленького дисбата». Но я все равно продолжал быть оптимистом. Со слов более «матерых» новобранцев я уже знал, что командир 3-й роты - итальянец по происхождению - делает все, чтобы собрать в своем подразделении земляков, которым дает максимальные преференции по службе. И что я уже стою у него на драфте под N 1.
Через две недели у нас была присяга. В связи с тем, что в стройбатах НАТО категорически запрещено иметь какое либо оружие (иначе перестреляли бы друг друга за один день), из ближайшей городской средней школы нам привезли винтовки М-16 с пропиленными стволами и без затворов. С которыми мы по очереди и поклялись беззаветно служить и защищать нашу общую родину - Организацию Североалантического Договора. Потом уже «солдатов в законе» вывели на плац и раздали персональные «путевки» в конкретную роту. После моей фамилии прозвучал приговор: «4-я рота».
Что я тогда чувствовал? Это словами не описать... Моим командиром отделения в роте оказался тот самый младший сержант Назиев. (Много позже, уже будучи сам сержантом, я с удовольствием заехал ему в морду, о чем до сих пор не жалею.)
25 человек, которым судьба уготовила служить в маленьком дисциплинарном батальоне, были приведены к казарме. На входе стоял толстый усатый ефрейтор грек, размахивая унитазной цепью. Каждого новобранца, заходящего в роту, он этой цепью с оттяжкой стегал по спине. На его лице сияла улыбка удовольствия. Когда подошла моя очередь попасть под раздачу, грек остановил вращение цепи и спросил: «Ты?». Я ответил: «Я».
Ефрейтор не ударил, но сказал: «Встань рядом». После чего продолжил избиение своих новых сослуживцев.
Вот тогда все и выяснилось.
Грек Брегвадзе, закончивший один из самых известных французских пединститутов, был ротным секретарем Союза христианской молодежи и весной уходил «на дембель». Поэтому ему нужно было подготовить себе замену на должность главы «гитлерюгенда». Недолго думая, он уговорил командира 4-й роты французского майора (!) Сергеева перекупить мой драфт у итальянцев. Стоило им это две бутылки водки.
Но и после этого я оставался оптимистом, так как знал, что начальник штаба батальона уже подготовил на меня документы для отправки в школу сержантов. А это как минимум на полгода избавляло от радостей ратного труда в славном коллективе маленького дисбата.
На следующий день я перестал быть оптимистом. Майор Сергеев накануне успел забухать с начштабом, а утром обрадовал: «В учебку не поедешь. Ты мне нужен здесь. Если не зачуханишься, сержантом я тебя и в роте сделаю».
«Не зачуханиться»? Это легко сказать... Реалии 4-й роты были такими, что молодые солдаты сознательно рубили себе пальцы на руках, чтобы комиссоваться по инвалидности. За первые полгода при мне таких случаев было восемь. Остановить «эпидемию» удалось, когда самый «зачмыренный» датчанин Алиев сдуру отрубил себе сразу четыре пальца на левой руке, а командование батальона отказалось отправлять его в окружной госпиталь, где и проходило комиссование. Так и дослуживал весь свой срок Ураз Алиев с одной рукой, лихо управляясь с тряпкой в ротном сортире.
Но, как говорится, не было бы моего счастья, если бы не чужое несчастье... «Годок»-земляк Рахимов из Люксембурга (а я состоял сразу в двух землячествах - итальянском по месту призыва и люксембургском по месту рождения) в первый свой день службы был послан работать на местный хлебозавод. Там к нему подошли два старослужащих из Нидерландов. Что между ними произошло, так и осталось невыясненным. Местные рабочие нашли Рахимова без сознания с проломленной головой и множественными побоями на теле. Через две недели молодой организм полностью восстановился, даже исчезли гематомы, но речевая функция мозга отказала полностью. Солдат стал нем, а в таком виде он оказался непригодным для службы в армии НАТО.
Согласно Уставу демобилизованного по инвалидности воина к месту жительства должен сопровождать кто-либо из офицеров части. Но волонтеров для такой гуманитарной миссии в случае с Рахимовым среди них не нашлось. Он был единственным сыном в многодетной семье (еще четыре дочери), которая за месяц до его призыва потеряла отца. А теперь кто-то должен был привезти в эту семью инвалида, в полном здравии отправленного всего три месяца назад защищать Родину-НАТО.
Ротный Сергеев вызвал меня - бесправного «духа» - и загадочно спросил: «Ты родом откуда? Из Люксембурга? Готовься в командировку».
Я отвез славного, доброго, умного парня Рахимова на его родину. То, что меня там чуть не убили, увидев, в каком состоянии демобилизовался единственный сын в семье, в зачет не идет. Увиденное горе полностью перекрыло личный дискомфорт.
Зато командование было довольно. После этого мне стали поручать все деликатные вопросы подобного плана, будучи уверенными, что я всегда вернусь живым и невредимым.
Хотя были и курьезы в подобных «эвакуациях» инвалидов. К слову, в нашей 4-й роте все были наркоманами. Точнее - 99%. Единственным, кто не «ширялся» и не «пыхтел», был я, за что был всеми презираем, как ничего не смыслящий в жизни. Впрочем, ежедневно висящий плотный кумар в казарме майора Сергеева никогда особо не беспокоил. До тех пор, пока в наркотическом бреду воины нашей роты не взламывали какой-нибудь продовольственный магазин, дабы удовлетворить постнаркотический аппетит. Тогда, во избежание «уголовки», что очень портило имидж НАТО, пойманного воина-наркомана отправляли «на дурку» с последующим комиссованием. И такого защитника Родины на родные плантации транспортировать приходилось опять мне, неся ответственность за все, что он начудит по пути.
Но более запомнился случай с олигофреном. Самым настоящим - в том смысле, что это не ругательство, а медицинский диагноз, поставленный еще в детстве. Парню просто захотелось доказать свою полноценность, а потому он отнес в один из французских райвоенкоматов громадную взятку. Военком ничтоже сумняшеся отправил откровенного инвалида в наш элитный стройбат, разумно полагая, что его там или сразу убьют как неполноценного, или так же быстро комиссуют.
Когда этот олигофрен прибыл к нам, оторопели даже видавшие все виды отцы-командиры. В нашем стройбате за полгода любого человека могли сделать идиотом, но чтобы уже готового присылали - такого не было никогда. «Эвакуировать» его также пришлось мне, убедившись уже на месте, что размер взятки за то, чтобы олигофрен стал воином НАТО, был поистине грандиозным - четыре месячных зарплаты его матери, которая полностью одобрила такой шаг.
Впрочем, не все было так мрачно в моем личном участии в деле укрепления обороноспособности агрессивного блока НАТО. Особую радость доставляла суббота, когда весь стройбат полдня занимался политическим самообразованием и еще полдня хозяйственными работами, после чего была положена баня, где не всегда была горячая вода.
В субботу с утра к части съезжались все местные «хозяева» города, которым нужны были молодые ловкие руки - вскопать огород, сколотить забор, поклеить обои или еще что-либо. Командование части всегда охотно шло навстречу просьбам городских властей. К нашему же командиру роты майору Сергееву всегда приезжал местный шериф, с которым мне удалось свести доброе знакомство. За малую мзду шериф выпрашивал у ротного мое отделение на свои личные нужды. Он строил дом на берегу тихой лесной речки, и профессиональные руки стройбатовцев были ему очень кстати.
Шериф на своем джипе отвозил моих воинов на объект, где они без напряга что-то делали, купались в речке, загорали, пили пиво за счет заведения. В общем, радовались неуставным отношениям. А мы вместе с шерифом сидели где-то неподалеку, наблюдая за разлившейся вокруг идиллией, и пили коньяк. Вечером, уставшие и счастливые, мы возвращались в часть для несения ратной службы.
Однако, все хорошее, даже такой дурдом, как 4-я рота ВСЧ 123, рано или поздно заканчивается. Уволился я ровно через неделю после приказа об увольнении моего призыва, таким образом установив рекорд книги Гиннеса для стройбатов. А потом еще полгода обучался разговаривать на нормальном языке, а не на разноязычном сленге, принятом в НАТО. Но даже до сих пор, иногда вспоминая свою службу в армии, нет-нет, но в сердцах могу выразиться «Ксиу чат кером»...
А потому очень-очень доволен тем, что у меня не сын, а дочь, которая никогда не станет ефрейтором.
P. S. Прошу Национальный союз журналистов Украины рассматривать этот материал в рамках объявленного конкурса «для поддержки и разъяснения реализации национальных интересов Украины в сфере евроатлантической интеграции; содействия достижению существенного прогресса на таких направлениях, как стабилизация политической и экономической системы государства, демократизация общества, создание действенных механизмов демократического гражданского контроля над Вооруженными Силами, проведение оборонной реформы и реформирование сектора безопасности Украины, формирование в украинском обществе консенсуса о целесообразности вступления страны в НАТО, решение проблем в двусторонних отношениях с соседними странами».
Совпадение географических и национальных терминов в статье может быть случайным. Все факты и события являются подлинными.
Об авторе: Сергей Сухобок, проходил срочную службу в рядах СА с 1985 по 1987 год в военно-строительной части Министерства черной металлургии СССР в городе Заринске Алтайского края (РСФСР).
